Нет, никакой расслабухи. Пока он должен сидеть здесь, посматривать на говорилку и ждать. Таковы его обязанности. Ждать звонка, а потом принять нужное, единственно правильное решение.
И еще… Задумавшись, Книжник несколько раз ударил по полу кончиком щупальца.
Они давно должны были погибнуть, но все еще живы. Не слишком ли крупное везение? Может, для этого есть какие-то веские причины?
35
Длинноногий втиснулся в узкую нишу между киоском джамп-дисков и автоматом, торгующим шик-напитком. Здесь он замер, затаился.
Похоже, есть время перевести дух, приготовиться к предстоящей схватке. Сейчас это будет самым разумным. Успокоиться и сосредоточиться, чтобы все прошло без сучка, без задоринки.
И все-таки через пару минут он не удержался и, высунувшись из укрытия, взглянул в ту сторону, где заканчивалась Свалка.
Последний дом, убогий и полуразвалившийся. Дорога. Обширный пустырь. Высокий конус входа в жилище мирмикусов. Потом еще пустырь и за ним сплошная зеленая стена джунглей.
С другой стороны — дома и дома, большие и маленькие, в основном из рыхлого красноватого, добываемого возле моря камня, из него, как правило, строят свои жилища бедняки, ибо он весьма дешев, И узкая, извилистая улица, по которой придет противник, совершенно пустая, ни единого прохожего, ни одного зеваки.
Да, все верно. Это последний рубеж, и если его не отстоять, если здесь не удастся преградить путь врагам, они уйдут к джунглям, разминутся с возмездием.
А удастся их остановить? Возможно ли вообще это сделать? Может, проще выйти из укрытия и просто сесть на тротуар? Какой толк прятаться, если противник делает с тобой все, что пожелает? Захочет убить — не спасет неожиданность появления, не поможет ловкость, предусмотрительность, реакция. Что толку устраивать засаду, если врага подловить невозможно? Зачем вообще в таком случае прятаться?
Самка человека… Что-то с ней было не так, ох, не так. А может, подобное свойственно всем самкам этой расы? Обладание даром всеведения. Как иначе объяснить смерть Четырехрукого, которого она завалила играючи, можно сказать, мимоходом. А ведь Четырехрукий был отнюдь не сосунком-несмышленышем. Он в таких делах участвовал…
По стечению обстоятельств смерть Четырехрукого во всех подробностях показала едва ли не единственная на всю Свалку камера слежения. Хорошо показала, подробно, ничего не упустила.
Тот неожиданно выскочил из засады — можно сказать, идеальной, хорошо подготовленной засады — и выстрелил в самку из своего любимого старинного пистолета. Самое обидное было в том, что самка в этот момент даже не глядела в его сторону. Ни секундой раньше, ни секундой позже, а как раз в нужный момент она ловко шагнула в сторону. В результате пуля из старинного, с несуразно огромным стволом пистолета, способная в любом мыслящем проделать дыру размером с тарелку, просвистела мимо.
Так оно повторялось и дальше.
Четырехрукий раз за разом стрелял, а самка, не глядя на него, словно заранее знала, куда он целится, уклонялась от пуль и шла, шла к нему легкой, словно танцующей походкой.
Сопровождающий? Да, был там и сопровождающий. Тоже человек. Он прикрывал ее сзади и делал это весьма профессионально, но по сравнению с фокусами, которые откалывала самка, выглядел… нет, не бледно. Просто на него почти никто не обращал внимания. Он действовал обычно, а вот самка — та просто показывала чудеса, цирковое представление с участием смерти.
Четырехрукий был не глуп и явно после первого же выстрела понял, что влип. Мог ли он уйти, отступить? Кто-нибудь другой на его месте так и поступил бы. Он же был из породы тех, кто никогда не отступает. Он даже не пытался убежать. Расстрелял всю обойму и выхватил здоровенный вибронож. А что еще оставалось делать? Тут самка на него наконец-то посмотрела, оказала такую честь, прежде чем отправить к праотцам.
Оказала такую честь… Кто она такая, в конце концов?
Длинноногий вслушался в тишину. Нет, пока рано. Противник еще не появился и, значит, время еще есть. Немного, совсем немного, но есть.
А что если она и его, как Четырехрукого?..
Не стоит думать об этом, ох, не стоит. Лучше, например, думать о том, как здорово, что жители Свалки умеют себя правильно вести, когда у них под окнами идет большая охота. Сидят тихо по норам и не рыпаются. Во избежание.
Будь они в центре, сейчас здесь была бы уйма зевак, прискакавших получить свою долю острых ощущений, готовых ради этого даже пулю схлопотать, и, конечно, в дополнение к ним — толпа стражей порядка. На Свалке — другое дело. Тут никто под ногами не путается, даже не пытается. И поэтому…
Шаги!
Длинноногий знал, чьи это шаги. Только одно существо могло сейчас идти по улице так легко и свободно. Та самка.
Причем изменить уже ничего нельзя. Ему придется заступить ей дорогу, чем бы это ни закончилось. Точнее, догадаться, чем все закончится, совсем нетрудно.
Может, сбежать? Длинноногий взглянул вверх.
Вот почему небо на этой планете какое-то особенно глубокое, спокойное, манящее? Будь у него крылья, уж он бы сейчас обязательно взлетел и умчался, далеко-далеко…
Кстати, а где сопровождающий этой самки, почему его шагов не слышно? Должно быть, он двигается совершенно бесшумно. И где только научился?
Между прочим, можно и не драться. И даже умения летать не надо. Кто мешает ему просто уйти? Длинноногий был почти уверен, что самка его отпустит. И ему ничего не грозит, даже если он не вылезет из ниши и не станет встревать. Но он попытается, он заступит ей дорогу…
Длинноногий ухмыльнулся.
Несомненно, заступит. И не только потому, что в свое время принес Книжнику присягу беспрекословно выполнять все его приказания. Подобные присяги в подобных структурах всего лишь являются заменой трудовому соглашению. А трудовое соглашение, если оно становится слишком невыгодным, обязательно будет разорвано. Самооправданий для такого поступка всегда хватает, стоит только чуть-чуть поднапрячь мозги.
В чем все-таки настоящая причина? В потере самоуважения. Неужели оно поддерживается только таким образом, только ценой жизни? Длинноногий снова ухмыльнулся. Только на этот раз с большей иронией.
Так и есть, оказывается. От авантюры к авантюре, от схватки к схватке, выходя каждый раз из них победителем, Длинноногий растил в себе это самомнение. Подкармливал его, приносил ему жертву за жертвой. И наконец вырастил до непомерных размеров, и теперь оно требует самого последнего, что у него есть, самой большой дани. Для того чтобы накормить его сейчас, необходимо рискнуть жизнью, да не так, как он много раз рисковал в уличных драках, а встав на пути неминуемой смерти.
Шаги теперь звучали ближе. Кажется, еще немного, и настанет время его выхода. Последнего?
Длинноногий вытащил из брюшного кармана ручную пушку и внимательно ее осмотрел.
А что, очень даже надежная и приятная в обращении штуковина, с рукояткой, сделанной по индивидуальному заказу, весьма удобной, как раз под его ладонь, с шестью углублениями, расположенными самым удачным образом, с учетом, что седьмой палец находится на курке. И дырявит оно самым наилучшим способом, что хочешь дырявит, даже броневые костюмы средней тяжести. Правда, защиту дрока из его оружия не проломишь, но какой дурак станет воевать с дроком? Победить его — нет ни единого, даже самого ничтожного шанса. А тут… азарт? Он самый.
Длинноногий покачал головой.
Ах ты, старый идиот. Вот почему тебе так хочется заступить дорогу этой самке? Не только из самомнения, но еще и из азарта. Как же, уложить добычу, которую не сумел добыть ни один из других охотников.
Пора! Вот сейчас!
Чувствуя, как у него упоительно оборвалось и ухнуло куда-то вниз сердце, надо полагать — в нижнюю часть конечностей, прекрасно понимая, что вот сейчас почти наверняка умрет, но уже не в силах отказаться от задуманного, он приготовился выйти из ниши… И тут ожила говорилка, прицепленная у него под ухом. В ней послышался голос под-ажана: